Адвайта Лайя Йога Занятия по Йоге

Приводится сокращенный издателями вариант статьи.

Еремеев В.Е.

ОТ МИФА — К КИТАЙСКОМУ ЛОГОСУ

Среди историков философии, науки и религии принято выделять середину первого тысячелетия до н.э. как эпоху кардинального переворота в мировоззрении человечества. В это время на смену мифологическому восприятию мира пришло рациональное знание, что привело к появлению философии и дедуктивных форм науки. Кратко эти преобразования иногда выражают формулой “От мифа — к логосу”. Это также время рождения мировых религий, оказывающих влияние до наших дней. В Китае в середине указанного периода возникают конфуцианство и даосизм; в Иране — зороастризм и зерванизм; в Индии — санкхья, буддизм и джайнизм. В это же время появляются новые религиозные веяния в Палестине, начинает развиваться философия в Греции.

Суть предлагаемой мною гипотезы в том, что все перечисленные выше учения возникли под влиянием некой, ранее неизвестной исторической науке, теории. Она существовала в Китае задолго до Конфуция (VI—V вв. до н.э.) и легла в основу “Книги перемен”, точнее, стоящей за ней универсальной (по древним меркам) символической системы, называемой сян шу чжи сюэ — букв. “учение о символах и числах” или, в одно слово, “арифмосемиотика”. Это было аристократическое учение, развивавшееся западночжоускими жрецами-чиновниками для нужд своего правителя. Условно его можно назвать протоарифмосемиотикой. Оно неотделимо от “Книги перемен”.

Что китаисты знают о содержании и истории последней? Говоря кратко, это книга, использующаяся для гадания и состоящая из небольших текстов, соотносимых с особыми символами гуа — гексаграммами, которые представляют собой комбинации 6 прерывистых (символизирует силу инь) или сплошных (символизирует силу ян) черт. Количество гексаграмм равно 64; каждую из них можно представить в виде комбинации двух триграмм, а их количество равно 8.

Китайские записи о том, что триграммы, ставшие затем символами “Книги перемен”, изобрел живший в начале III тысячелетия до н.э. император Фуси, большинством исследователей признаются вымыслом. Археология этого также не подтверждает. Скорее всего, триграммы были созданы на рубеже иньской и чжоуской династий, где-то около XII—XI вв. до н.э. К этому времени можно отнести и создание гексаграмм. Однако, согласно моим исследованиям, эти символы наполняются определенным содержанием только в чжоуский период, точнее, в западночжоуский — с конца XII—XI до начала VIII в. до н.э.

В летописи “Цзо чжуань” приводятся названия гексаграмм, из чего следует заключить, что в VII в. “Книга перемен” уже существовала как система гексаграмм и их названий. Летопись “Цзо чжуань” не описывает события, проходившие до 722 г. до н.э. Поэтому VIII в. до н.э. не безусловный потолок датировки гексаграмм и их названий.

Реконструкция арифмосемиотики показала, что названия гексаграмм выбраны не случайно. Собственно, любой благожелательно настроенный исследователь “Книги перемен” это всегда подозревал. Иначе данная книга просто бы потеряла всякую ценность. Автором настоящей статьи не только была выяснен неслучайность этих названий, но был выявлен и реконструирован механизм их смыслообразования. Иначе говоря, был получен алгоритм связи структуры каждой гексаграммы и ее значения, отраженного (до определенной степени) в ее названии. Данный механизм смыслообразования строится на аппарате арифмосемиотики, т.е. на различных сочетаниях триграмм, стихий, календарных чисел и, главное, на тех смыслах, которые они в себе несут. Опорой для реконструкции арифмосемиотического аппарата были сведения, которые фиксируются по времени достаточно поздно. Это эпоха “Борющихся царств”, династии Хань и Сун; т.е. от V в. до н.э. до XI—ХII вв. н.э. Но это только фиксация. Более ранние тексты могли потеряться. Также не следует забывать об устной традиции. Так или иначе, реконструированный арифмосемиотический аппарат содержит в себе механизм смыслообразования названий гексаграмм, а это значит, что он необходимо должен был существовать ранее 672 г. до н.э. Следует добавить, что после 771 г. до н.э. — начало царствования династии Восточное Чжоу — в Китае не было достаточных духовных и организационных средств, требовавшихся для создания столь сложной системы, как арифмосемиотика. Поэтому можно предположить, что она возникает раньше — в западночжоуский период.

Как известно, основоположником чжоуской династии считается Вэнь-ван. Ему, кстати, приписывают создание гексаграмм. Он был идейным вдохновителем свержения предыдущей династии, что реально было осуществлено уже после его смерти его сыном У-ваном. А другой его сын, Чжоу-гун, много сделал в отношении развития идеологии нового государства. Так полагается в китайской историографической традиции. Все современные китаеведы говорят, что в начале западночжоуской династии возникло новое мировоззрение, включающее в себя ряд категорий, которые не были известны предыдущей династии, — Небо-тянь, небесное повеление-мин, благодать-дэ и др. Без этих категорий система триграмм и гексаграмм лишается того смысла, который составляет ее суть. Поэтому приходится ограничить глубину времени появления арифмосемиотики началом западночжоуской династии (традиционная дата — 1122 г. до н.э.).

Итак, по моей реконструкции, в период с конца XII до начала VIII в. до н.э. в Китае существовало некое учение, которое условно называется здесь (прото)-арифмосемиотикой и которое лежало в основе “Книги перемен”. Это было достаточно развитое учение, использующее формальный аппарат триграмм, гексаграмм и проч. В нем содержались категории, не известные в Китае до Западного Чжоу и указывающие, что упор в этом учении делался на этику, которая выходила из социальной сферы в область небожителей. Собственно, переворот в мировоззрении в начале Чжоу произошел прежде всего в области этики. Чжоусцы отказались от человеческих жертвоприношений, которыми злоупотребляли шан-иньцы, и разработали практику символического ритуала, который делал центром внимания душевную жизнь отдельного человека в его связи с существованием коллектива и природы. Триграммы, как показано в моей книге “Символы и числа “Книги перемен””, представляют собой символы такого ритуала. Важно подчеркнуть, что западночжоуский ритуал возник совершенно самостоятельно, исходя из запросов развивающегося западночжоуского общества, и арифмосемиотика может рассматриваться как часть этого ритуала, результат его кодификации и символизации. Поэтому арифмосемиотику можно признать исключительно китайским изобретением, сделанным в первой трети первого тысячелетия до н.э. (или даже немного раньше) и не имеющим аналогов во всем древнем мире как на уровне строгости символической системы, которой она располагает, так и в идейном содержании. И хотя со временем ее отдельные аспекты проникли на запад от Китая, соответствующая степень продуманности этих аспектов там не была достигнута никогда. В самом же Китае в начале Восточного Чжоу данная символическая система по определенным причинам начала деградировать.

В моей гипотезе предполагается влияние древнекитайской идеологии на некоторые западные культуры. Но обычно пишут о влиянии западных культур на древний Китай. Известна гипотеза о влиянии индоиранцев на шан-иньский Китай. В ее пользу говорят археологические находки — прежде всего схожие с индоиранскими колесницы — и захоронения европеоидов на территории, где располагалось древнекитайское государство. Китаист Л.С. Васильев развивает еще гипотезу влияния зороастрийского учения на позднее чжоуское мировоззрение. По первому случаю нечего возразить. Однако очевидно, что влияние индоиранцев в эпоху Шан-Инь проходило совершенно в другом срезе и не могло породить арифмосемиотику. Что касается второго случая, то, по моему мнению, гипотезу Л.С. Васильева надо развернуть на сто восемьдесят градусов. Иначе говоря, следует утверждать, что зороастризм возник под влиянием западночжоуского учения. Перенос этого учения на запад от Китая мог происходить где-то в конце западночжоуского периода — около VIII в. до н.э. Предпосылками к этому было то, что ираноязычные кочевые народы в то время граничили с западными областями Китая, часто попадая в зону их административного управления. Особо благоприятным можно назвать год падения Западного Чжоу, когда ираноязычные цюань-жуны захватили западную чжоускую столицу и несколько лет правили западными территориями Китая. Для этого им было необходимо овладеть той стороной западночжоуского ритуала, который был направлен на административные нужды. Известно, что на сторону цюань-жунов перешла часть чиновников-жрецов, которые могли им в этом способствовать.

В дальнейшем правители Чжоу многие века фактически не имели влияния на своих князей. Страна, по сути, превратилась в ряд разрозненных государств. Хирел чжоуский ритуал, возродились человеческие жертвоприношения, в Китае воцарились хаос и междоусобицы. Таким образом, вероятно, события 771 г. до н.э. Имеют двоякие последствия. С ними были связаны как огромные потери для Китая так и великие обретения для Запада. В Китае после них сакральные знания постепенно пришли в забвение, а к западу от Поднебесной во многом аналогичные по форме и сути знания произвели колоссальные преобразования.

Надо сказать, что целиком китайской арифмосемиотикой цюань-жуны не овладели. Но то, что они смогли приобрести, через некоторое время стало частью их жреческого знания. Это знание постепенно переместилось на Запад, и через некоторое время — в VII—VI вв. до н.э. — жрец-еретик Заратуштра на его основе произвели реформу — возник зороастризм. Приблизительно в это же время у иранцев появился зерванизм и активизировалась деятельность так называемых “магов” — одного из иранских племен, выполнявших жреческие функции. История всех этих иранских движений темна. Но то, что известно из религиозно-космологических теорий древних иранцев, во многом сходно с реконструированной древнекитайской арифмосемиотикой.

Собственно говоря, гипотеза Л.С. Васильева и описается на то, что между зороастризмом и китайским учением о пяти стихиях он отметил ряд схожих черт. Однако, по его мнению, китайцы были настолько неразвиты, что могли только заимствовать идею пяти стихий со стороны. По моей реконструкции, китайское учение о пяти стихиях (у син) является упрощением учения о триграммах, без которого было бы невозможно наименование гексаграмм. А названия гексаграмм, следует напомнить, известны с первой половины VII в. до н.э. Это означает, что по времени китайская система знаний возникла раньше зороастризма, датируемого большинством исследователей VII—VI или даже VI—V вв. до н.э. Важно и еще одно: по сравнению с высокоразвитой системой арифмосемиотики учение Заратуштры выглядит достаточно убого. Помимо сходств на уровне теории стихий мною были найдены и другие параллели между этими учениями. Но все они показывают, что зороастризм вобрал в себя только некоторые стороны китайской арифмосемиотики, причем, с существенными потерями. Обращает на себя внимание и форма появления обоих учений. Если у китайцев мы видим в арифмосемиотике последовательное развитие некоторых ритуальных принципов по определенной логике, предполагающей вывод более сложных знаковых форм из более простых, то в зороастризме учение преподносится как божественное откровение. Иначе говоря, оно рационально не обосновывается.

Можно полагать, что основное содержание зороастризма концентрируется вокруг двух концепций. Первая — это концепция дуализма космических сил Добра и Зла. Китайскими прототипами этих сил являются универсальные полярности ян и инь, которые, правда, в отличие от зороастризма выступают как взаимодополняющие, а не враждующие начала. Вторая концепция связана с системой Амэша-Спэнта — “Бессмертных Святых”, под которыми понимаются Ахура-Мазда — “Владыка Мудрости” — и его шесть атрибутов или эманации. Эти шесть коррелируют с шестью стихиями, которые Л.С. Васильев соотносил с китайскими пятью стихиями и еще одной дополнительной, вышедшей со временем из употребления. Данная корреляция и позволила мне производить сравнительный анализ зороастрийского и китайского учений. В частности, было показано, что за шестью Амэша-Спэнта стоит китайское учение о шести этических качествах, которое первоначально разрабатывалось в качестве основы структуры гексаграмм, а потом, также с сокращениями, стало конфуцианской доктриной у чан — “пяти устоев”. По традиционным китайским верованиям, этими этическими качествами обладали так называемые “совершенномудрые”, древние правителями Китая, чтимые как первопредки. В зороастризме этими качествами стал обладать только один “правитель”, также наделяемый совершенной мудростью, — Ахура-Мазда (“Владыка Мудрости”). Совпадение курьезное, если считать, что в образе этого Ахуры зороастрийцы впервые утвердили принцип единого бога, являющегося творцом мира. Китайцы же считали своих мудрецов обычными людьми, просто достигшими высокого развития, а мир определяли как саморазвивающийся. Но дело, разумеется, не в этих совпадениях по наименованию, а в тех структурах, которыми описываются операции с этическими категориями и стихиями у китайцев и с Амэша-Спэнта и стихиями в зороастризме. Последнее учение могло возникнуть только из более мощного и развитого. Например, такого, каким обладали древние китайцы.

Конечно, компаративный анализ чреват ошибками, если искать только внешние сходства. Практически у всех древних народов можно найти, например, триадичные структуры, но это вовсе не означает, что им была известна Троица христианства. Однако при сопоставлении китайской арифмосемиотики с другими учениями мы имеем дело с высокоорганизованными многоэлементными структурами. Случайное совпадение для таких систем маловероятно.

Помимо зороастризма, аналоги китайской арифмосемиотики находятся и в других учениях. Зороастризм, как известно, повлиял на развитие религии иудеев, реформированной последними после вавилонского пленения, из которого они были освобождены иранцами (вторая половина VI в. до н.э.). Древнееврейская каббала также обнаруживает связь с арифмосемиотикой. Эта связь была опосредована иранцами, и поэтому в каббале присутствует уже двойное искажение первичных идей арифмосемиотики. Но кое-что достаточно весомое сохраняется, на уровне, например, структуры “Древа сефирот”.

В начале XX в. выходец с Кавказа Георгий Иванович Гюрджиев (Гурджиев) выступал с лекциями в Москве и Петербурге. На них он излагал идеи некоего неизвестного древнего учения, в основе которого лежала схема эннеаграммы. По его мнению, эта схема позволяла символически фиксировать определенного рода знания о мире и человеке. Об этом подробно затем писал его ученик П.Д. Успенский. Как я показал в книге “Чертеж антропокосмоса”, эннеаграмма входила в каббалу, европейскую алхимию и астрологию. Но наиболее ярко она проявилась в китайской системе знания. На ее основе строилась традиционная медицина, астрология, теория музыки и практически все разделы арифмосемиотики. Уже это дает основания полагать, что эннеаграмма возникла в Китае. Но главное — она выводится из триграммного аппарата и без него становится малопонятной. Неизвестно, где Г.И. Гюрджиев познакомился с эннеаграммой. Он предъявлял ее в несколько иной форме, нежели она встречается в китайской науке. По всей видимости, Гюрджиев имел дело уже с вторичным знанием об этой схеме. Эннеаграмма — это то, что удерживало транслировавшиеся из Китая идеи от деградации и расползания. Но в отрыве от триграмм она не могла выполнять эту сохраняющую функцию в должной степени. Поэтому со временем знания-трансляты становились все менее и менее похожи на свой первоисточник.

О влиянии зороастризма на греков было сказано достаточно много. Исследования М. Уэста, например, показали, что космогоническая концепция Анаксимандра включала в себя ряд элементов, взятых из космогонических построений иранцев. Он же отмечал сходство некоторых фрагментов Гераклита с авестийскими религиозными текстами. Обращает внимание, что оба греческих философа рассматривают мироздание как результат борьбы и обособления противоположностей, что может являться отголоском иранского дуализма. Тема взаимодействия противоположных начал имела особое значение у пифагорейцев и их последователя Эмпедокла. О Пифагоре существовала легенда, что он в поисках знаний путешествовал в Египет и Вавилон. Среди теорий, проповедовавшимся Пифагором в Италии, была концепция музыкальной гармонии мира, удивительным образом сходная с китайскими идеями. Опиралась эта теория на сложноорганизованные представления об устройстве музыкального звукоряда, и поэтому здесь трудно говорить о простом совпадении. Подробнее этот вопрос рассматривался мною при анализе музыкально-математической модели мира пифагорейцев, излагаемой в платоновском “Тимее” (6).

Что касается Индии, то с VI в. до н.э., так называемого “шраманского” периода, там появляются учения, глубоко противоположные ведическому знанию. Потом часть этих учений как-то примирилась с Ведами, но вначале они выступали в явной конфронтации. Наиболее ярким из них являлась санкхья. Это учение повлияло на создание буддизма и особого рода йоги, отличавшейся от ведической. Как было показано в моей книге “Теория психосемиозиса и древняя антропокосмология”, в этих учениях сходств с арифмосемиотикой предостаточно. Но, разумеется, нет ни триграммной символики, ни даже эннеаграммы. Только латентным образом и до некоторой степени отражается их структура.

Все вышесказанное может показаться странным, учитывая, что уже с IV тысячелетия до н.э. в Египте и Месопотамии существовали древние цивилизации, которые обладали обширными знаниями. Действительно, другие культуры много позаимствовали у египтян, шумеров и ассирийцев. Но исследования показывают, что в культуре Средиземноморья не было того, что появилось сначала в Китае на рубеже II—I тысячелетий до н.э., а затем к западу от него в середине первого тысячелетия до н.э. Это были новые идеи, которые пробудили духовную энергию определенного рода. Эти идеи вставали в конфронтацию с традиционным мировоззрением и вызывали духовное брожение. Они переосмысливались и дополнялись. В результате появились известные нам религиозно-философские учения. Но корень их был утерян. Восстановить его оказалось возможным, только обратившись к символической системе, стоящей за “Книгой перемен”. Последняя является не только инструментом для гадания. Это гораздо большее. Сами китайцы утратили основные ее смыслы. Конфуцианство и даосизм возникли на осколках арифмосемиотики. Деятельность Конфуция, собственно говоря, и была направлена на восстановление западночжоуского учения. То, что он мог, то и возродил. Но, главное, благодаря Конфуцию, в стране возникла прослойка интеллектуалов, которая осознала необходимость заниматься вопросами, связанными с арифмосемиотикой. Правда, как часто бывает, в новом движении появились особо усердные адепты, в максимализме готовые довести дело до абсурда. Как реакция на такое понимание учения Конфуция и возник даосизм — другая крайность, в которой в качестве компенсации правильного понимания определенных идей было утеряно то, что насобирали конфуцианцы в других областях.

Учение, стоящее за “Книгой перемен”, арифмосемиотика, — это прежде всего учение о самосовершенствовании человека. В нем имеются правила гармонизации человека с миром и методики восхождения духа по пневмокосмологической лестнице до пределов, которыми обладали, как говорится в легендах, совершенномудрые правители китайской древности. Конечно, что без приукрашивания в древности не обходились. Эти правители — просто собирательные образы того, к чему следовало стремиться человеку, вставшему на путь саморазвития. Другое дело, что при всем этом учение о данном пути вовсе не является мифом или легендой. Это высокоорганизованная система знаний о человеке и мире, о предназначении человека, об условиях нормального развития общества и многое другое. Главное же — особая этика. Этика, которая ставится условием для правильного развития человека — для обретения им “человечности” (жэнь), категории, ставившейся во главу угла также у Конфуция. Арифмосемиотическая “человечность” — это особое самостояние человеческого духа, осознающего себя частью общества и природы. Эта центральная идея арифмосемиотики также перекочевала на запад от Китая, выражаясь там, конечно, несколько в ином ключе, но даже при этом оказывая колоссальное влияние на менталитет иранцев и соприкасавшихся с ними народов. Главной характеристикой этой эпохи, т.н. “осевого времени”, К. Ясперс видел самоосознание, появление философской рефлексии, и в этом с ним трудно не согласиться. Но само по себе желание самоосознания без конструктивной теории мало что дает. Влияние китайцев привнесло не только идею самоосознания, но и эту теорию, что и позволило свершиться феномену “осевого времени”.

Литература

1. Ван-дер-Варден Б. Пробуждающаяся наука II. М., 1991.

2. Васильев Л.С. Древний Китай. М., 2000. Т. 2.

3. Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. М., 1988

4. Еремеев В.Е. Арифмосемиотика “Книги перемен”. М., 2001.

5. Еремеев В.Е. Символы и числа “Книги перемен”. М., 2002.

6. Еремеев В.Е. Теория психосемиозиса и древняя антропокосмология. М., 1996.

7. Еремеев В.Е. Чертеж антропокосмоса. М., 1993.

8. Успенский П. Д. В поисках чудесного. М., 1999.

9. Щуцкий Ю.К. Китайская классическая “Книга перемен”. М., 1993.

10. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.

11. West M.L. Early Greek Philosophy and the Orient. Oxford, 1971.


>>Главная страница<< >>Публикации<<

 

На данной странице размещен (цитирован) материал с сайта http://ihtik.lib.ru/ раздел Восточные учения, эзотерика, теософия, оккультизм, каббалистика и т.п.

Материал из вышеуказанного раздела размещен здесь в соответствии с положением: "Разрешается и приветствуется использование, развитие, переработка и распространение материалов портала любыми способами и в любых формах."

Спасибо

 

Адвайта Лайя Йога Занятия по Йоге

 

 

Rambler's Top100
Хостинг от uCoz